— Когда-нибудь настанет и черед Тенгиля! — сказал Юнатан.
Мы лежали на зеленой траве у реки. В такое прекрасное утро трудно было
поверить, что на свете есть Тенгиль или какое-то еще зло. Вокруг нас царили
тишина и покой. Меж камней под мостом тихо журчала вода, а больше не было
слышно ни звука. Было так приятно лежать на спине и видеть лишь маленькие белые
облака на небе. Лежишь себе, наслаждаешься, мурлычешь песенку, и нет тебе ни до
чего дела!
А тут приходит Юнатан и напоминает про Тенгиля! Мне не хотелось думать
о нем, но я все-таки спросил:
— Что ты хочешь этим сказать? Что значит «настанет и черед Тенгиля»?
— Рано или поздно с ним случится то, что бывает со всеми тиранами, —
ответил Юнатан. — Его раздавят, как вошь, и он исчезнет навсегда.
— Надеюсь, это случится скоро, — сказал я. И тут Юнатан тихонько
пробормотал:
— Хотя он силен, этот Тенгиль. И у него есть Катла!
Снова он произнес это ужасное имя. Я хотел спросить про него у брата,
но промолчал. Не хотелось портить себе прекрасное утреннее настроение.
Но после Юнатан сказал такое, что хуже не выдумаешь:
— Сухарик, тебе придется ненадолго остаться одному в Рюттаргордене. Мне
нужно отправиться в Долину Терновника.
И как только он мог сказать мне эти страшные слова! Как он мог
подумать, что я останусь без него хоть на минуту в Рюттаргордене? Если даже
придется броситься прямо в пасть Тенгиля, я все равно поеду с ним. Так я ему и
сказал.
Он как-то странно посмотрел на меня и ответил:
— Знаешь, Сухарик, у меня только один брат, и я должен уберечь его от
всякого зла. Как ты можешь хотеть, чтобы я взял тебя с собой, когда мне нужно
сохранить все силы на что-то другое? На что-то очень опасное.
Но мне от его слов легче не стало. Я расстроился и разозлился до того,
что все во мне закипело, и крикнул ему:
— А ты! Как ты можешь требовать, чтобы я сидел один в Рюттаргордене и
ждал тебя? А может, ты вообще никогда не вернешься!
Я вдруг вспомнил то время, когда Юнатан умер и был далеко от меня. А я
лежал на кухонном диванчике и не знал точно, увижу ли его когда-нибудь. Ах,
думать об этом было все равно что смотреть куда-то вниз, в черную дыру!
А теперь он снова хочет покинуть меня и отправиться навстречу опасностям,
о которых я ничего не знаю. Ведь если он не вернется, то на этот раз уже ничего
не поделаешь, придется мне остаться одному навек.
Я разозлился еще сильнее, закричал на него еще громче и наговорил ему
всяких гадостей, каких только мог.
Нелегко ему было успокоить меня хотя бы немного. Но под конец, ясное
дело, он взял верх. Ведь я знал, что он во всем разбирается лучше меня.
— Ну что ты, дурашка, конечно я вернусь! — уверил он меня.
Это было вечером, когда мы грелись в кухне у очага. Вечером, накануне
его отъезда.
Я больше не злился, а только огорчался, и Юнатан это знал. Он был так
добр ко мне. Дал мне свежеиспеченного хлеба с маслом и медом, рассказывал мне
сказки и всякие истории, а я был не в силах их слушать. Я думал только о сказке
про Тенгиля, о том, что это самая злая сказка на свете. Я спросил Юнатана,
почему он должен идти на такое опасное дело. Нет чтобы сидеть себе дома в
Рюттаргордене, у очага, и наслаждаться жизнью. А он ответил, что есть дела,
которые человек должен делать, даже если они опасные.
— А почему? — спросил я.
— Потому что иначе это не человек, а ни то ни се, дерьмо!
Он рассказал мне, что собирается делать. Он хотел попытаться вызволить
Урвара из пещеры Катлы. Потому что Урвар был еще главнее Софии и без него
придет конец зеленым долинам Нангиялы.
Было уже поздно. Огонь в очаге погас. Наступила ночь.
И вот настало утро. Я стоял у калитки и смотрел вслед Юнатану. А он
поскакал и исчез в тумане. Да, в то утро Долину Вишен заволокло туманом. Верите
ли, когда его поглотил туман, сердце у меня чуть не разорвалось. А он растаял в
тумане и исчез. И я остался один. Выдержать это было невозможно. Я просто с ума
сошел от горя. Я помчался в конюшню, вывел Фьялара, прыгнул в седло и бросился
догонять Юнатана. Я должен был увидеть его еще раз, быть может в последний. Мне
было известно, что сначала он отправился в Тюльпанную усадьбу, чтобы получить
приказ Софии. И я поехал туда. Я мчался как сумасшедший и нагнал его возле
самого дома Софии. Тут мне стало стыдно, и я хотел уже было спрятаться, но он услыхал
топот копыт и увидел меня.
— Чего ты хочешь? — спросил он. И в самом деле, чего я хотел?
— А ты точно вернешься назад? — пробормотал я, больше ничего не сумев
придумать.
Тогда он подъехал ко мне. Наши лошади встали рядом. Юнатан стер что-то,
может быть слезы, с моей щеки указательным пальцем и сказал:
— Не плачь, Сухарик! Мы точно увидимся. Если и не здесь, то в
Нангилиме.
— В Нангилиме? — спросил я. — А что это такое?
— Об этом я расскажу тебе в другой раз, — ответил Юнатан.
Не знаю, как я вытерпел те дни, когда оставался один в Рюттаргордене.
Правда, я ухаживал за своими животными. Почти все время я проводил в конюшне у
Фьялара. А еще подолгу болтал со своими кроликами. Иногда удил рыбу, купался и
стрелял в цель из лука. Но все это казалось мне без Юнатана пустым делом. София
заходила и приносила мне еду, и мы с ней говорили о Юнатане. Я все ждал, что
она скажет: «Скоро он вернется домой». Но она этого не говорила. Мне хотелось
спросить ее, почему она сама не попыталась спасти Урвара, а послала Юнатана. Но
зачем было спрашивать, это я знал сам.
Ведь Юнатан говорил мне, что Тенгиль ненавидит Софию.
«София из Долины Вишен и Урвар из Долины Терновника — его злейшие
враги. Уж будь уверен, он хорошо это знает, — говорил мне Юнатан. — Урвара он
засадил в пещеру Катлы. Он с удовольствием запер бы туда и Софию, чтобы она там
томилась до самой смерти. Этот негодяй обещал дать пятнадцать белых лошадей
тому, кто доставит ему Софию живой или мертвой».
Да, Юнатан рассказывал мне об этом. И мне было ясно, почему София
должна была держаться подальше от Долины Терновника. Пришлось послать туда
Юнатана. О нем Тенгиль ничего не знал. Во всяком случае, можно было на это
надеяться. Хотя, видно, кто-то понимал, что Юнатан не просто батрак в саду у
Софии. Тот, кто был у нас ночью в доме. Тот, кто стоял тогда у буфета. И София
не могла не думать о нем с тревогой.
— Этот человек слишком много знает, — сказала она.
И она велела сразу же сказать ей, если я замечу, что кто-то вертится
возле Рюттаргордена. Я сказал ей, что в буфете они теперь ничего не найдут,
потому что мы перепрятали секретные бумаги в другое место. Теперь они лежат у
нас в ларе с овсом, в конюшне. Мы положили их в большую табакерку и засунули на
дно ларя, под овес.
София пошла со мной в конюшню, достала табакерку и положила в нее новую
бумажку. Она решила, что это хороший тайник, и я с ней согласился.
— Постарайся не падать духом, — сказала мне София, уходя. — Хотя я
знаю, как тебе тяжко, но ты не Должен падать духом!
Мне и в самом деле было тяжело, особенно по вечерам.
Однажды вечером я отправился в «Золотой петух». Мне было невмоготу
сидеть одному в Рюттаргордене, там стояла такая тишина, что мои мысли звучали
слишком громко. А радоваться этим мыслям не приходилось.
Когда я вошел в трактир без Юнатана, все, все до одного, уставились на
меня.
— Вот те раз! — сказал Юсси. — Явилась только половина братьев Львиное
Сердце! Куда же ты подевал Юнатана?
Нелегко мне было выкрутиться. Я помнил, о чем мне твердили София с
Юнатаном. Мне было велено молчать, куда и зачем отправился Юнатан, что бы ни
случилось. Не говорить ни слова ни одной душе! И я сделал вид, что не слышал
вопроса Юсси. Но рядом со мной сидел Хуберт.
— Да, так где же Юнатан? Неужто София лишилась своего маленького
садовника? — спросил он.
— Да нет, Юнатан на охоте, — ответил я, — охотится на волков.
Надо же мне было что-то сказать! И мне показалось, что я неплохо
вывернулся, ведь Юнатан рассказывал мне, что в горах водятся волки.
В тот вечер Софии на постоялом дворе не было. Но, кроме нее, там
собралась, как обычно, вся деревня. Они, как всегда, пели и веселились. Но я с
ними не пел. Для меня все теперь было по-другому. Без Юнатана мне здесь было
невесело, и я скоро собрался уходить.
— Не куксись, Карл Львиное Сердце, — сказал мне на прощание Юсси. —
Юнатан, поди, скоро вернется домой с охоты.
Ах, как я был благодарен ему за эти слова! Он похлопал меня по щеке и
дал с собой вкусного печенья.
— Погрызешь его, пока будешь сидеть дома и ждать Юнатана, — добавил он.
Добрый был этот Золотой Петух. Мне даже стало как-то не так одиноко.
Я приехал домой, сел у камина и стал есть печенье. Днем солнышко уже
сильно пригревало, почти как летом. Но мне все же приходилось разводить в
большом очаге огонь, потому что толстые стены нашего дома еще не прогрелись.
Когда я улегся на свой откидной диванчик, мне было холодно, но я тут же
уснул. Во сне я видел Юнатана. Сон был такой страшный, что я проснулся.
— Да, да, Юнатан! — закричал я. — Я иду! — снова крикнул я и вскочил с
постели.
В темноте эхом отозвался чей-то крик. Это кричал Юнатан! В моем сне он
кричал и звал меня на помощь. Я это знал. У меня в ушах еще звенел этот крик. И
мне захотелось прямо в эту минуту, темной ночью броситься искать его, где бы он
ни был. Но скоро я понял, что это невозможно. Что мог сделать я, такой беспомощный?
Я мог лишь снова улечься в постель. Меня била дрожь, и я чувствовал себя
маленьким, растерянным, испуганным, одиноким, самым одиноким на свете.
Ненамного стало мне легче, когда настало утро, а потом пришел светлый,
ясный день. Конечно, страшный сон как-то отдалился, потускнел, но крик Юнатана,
его призыв о помощи не выходил у меня из головы. Мой брат звал меня — разве я
не должен отправиться в путь и искать его?
Я сидел часами возле кроликов и думал, что мне делать. Мне не с кем
было поговорить, не у кого спросить совета. К Софии я идти не мог, она бы меня
не отпустила. Она ни за что не позволила бы мне ехать, не настолько она была
глупа. Ведь то, что я задумал, было глупо, и я сам это понимал. И опасно.
Опаснее и быть не могло. А ведь я совсем не храбрый.
Не знаю, как долго я сидел, прислонясь к стене конюшни, и рвал траву. Я
сорвал все травинки до одной вокруг того места, где сидел. Но это я заметил уже
потом, а не тогда, когда сидел и мучился, не зная, что делать. Часы шли, а я
все сидел и сидел. Может, я сидел бы там и до сих пор, если бы не вспомнил
слова Юнатана, что иногда нужно решиться и на опасное дело, а не то ты не
человек, а куча дерьма!
И тут я решился. Стукнув кулаком по клетке с кроликами, так что бедняги
подпрыгнули, я сказал громко, чтобы уверить самого себя:
— Я сделаю это! Я сделаю это! Я вовсе не куча дерьма!
Ах, как мне стало легко, когда я принял решение!
— Я знаю, что поступлю правильно, — сказал я кроликам, ведь больше мне
говорить было не с кем.
А как же кролики? Теперь они одичают. Я вытащил их из клетки, отнес за
калитку и показал им прекрасную зеленую Долину Вишен.
— По всей долине полно травы, — сказал я им, — и там сколько угодно
кроликов, с которыми вы можете водиться. Мне думается, там вам будет гораздо
лучше, чем в клетке, только берегитесь лисы и Хуберта.
Все три кролика, казалось, были немного удивлены. Они сделали несколько
прыжков. Убедились, что они на свободе. А потом пустились наутек и исчезли за
зелеными холмами. Мол, поминай как звали!
Я стал торопливо собираться в дорогу. Приготовил все, что нужно было
взять с собой: одеяло, чтобы завернуться в него, когда буду спать, огниво,
чтобы развести огонь, мешок, полный овса для Фьялара, и мешок с едой для меня
самого. Да, у меня не было ничего, кроме хлеба, но это был самый вкусный хлеб
на свете, лепешки Софии. Она принесла их мне целую гору, и я набил ими мешок
доверху. Этого мне хватит надолго, решил я, а когда хлеб кончится, буду есть
траву, как кролики.
София собиралась принести мне суп на следующий день, но к тому времени
я уже буду далеко. Бедной Софии придется самой есть свой суп! Но я не хотел,
чтобы она беспокоилась, куда я подевался. Я должен предупредить ее, но так,
чтобы она не успела мне помешать.
Я взял из очага кусок угля и написал на стене большими черными буквами:
«Кто-то звал меня во сне, и я отправляюсь далеко за горы искать его».
Я написал такую странную записку на тот случай, если не София, а
кто-нибудь другой придет в Рюттаргорден и станет шарить по углам. Чужой в ней
ничего не понял бы, а София сразу догадается: я уехал искать Юнатана!
Я радовался, чувствовал себя в эту минуту по-настоящему сильным и
храбрым и даже напевал себе под нос: «Кто-то звал меня во сне, и я ищу его за
дальними гора-а-а-ами». До чего же это здорово звучало! Я подумал, что обязательно
расскажу об этом Юнатану при встрече.
Если я встречу его, подумал я позднее. А если не встречу?..
И тут вся храбрость разом слетела с меня. Я снова стал кучей дерьма. И,
как всегда, захотел пойти к Фьялару, я должен был тут же увидеть его. Только он
мог мне хоть немножко помочь, когда мне было грустно и страшно. Сколько раз я
приходил к нему в стойло, когда мне было невмоготу оставаться одному! Стоило
мне поглядеть в его умные глаза, похлопать его по теплой спине, погладить его
мягкую морду, как мне становилось легче. Без Фьялара я не выжил бы в ту пору,
когда со мной не было Юнатана.
Я побежал в конюшню.
Но Фьялар в стойле был не один. Там стоял Хуберт. Да, он стоял и
поглаживал моего коня, а увидев меня, ухмыльнулся.
Сердце у меня сильно заколотилось.
«Это он — предатель», — подумал я. Мне кажется, я давно его заподозрил,
но теперь я был точно уверен. Хуберт был предателем, иначе к чему бы ему
приходить в Рюттаргорден и шпионить здесь?
«Этот человек знает слишком много», — сказала тогда София, и Хуберт был
этим человеком. Теперь я понял это.
А что именно он знал? Все? Неужто он знал, что мы прячем в ларе с
овсом? Я старался не показывать, как мне страшно.
— Что ты здесь делаешь? — спросил я, храбрясь изо всех сил. — Что тебе
нужно от Фьялара?
— Ничего, — ответил Хуберт, — я шел к тебе и услышал конское ржание, а
я люблю лошадей. Хорош твой Фьялар!
«Меня не проведешь», — подумал я и спросил:
— А что тебе надо от меня?
— Хочу дать тебе вот это, — сказал он и протянул мне что-то, завернутое
в белую тряпку. — Вчера вечером у тебя был такой печальный и голодный вид, я
подумал: «Может, у них в Рюттаргордене кончилась еда, пока Юнатан охотится?»
Не зная, что мне говорить и что делать, я растерянно пробормотал:
«Спасибо». Но ведь не мог же я принять еду от предателя! Или все-таки мог?
Я осторожно развернул тряпку. В ней был большой кусок сушено-копченой
баранины, ну, как там она называется, форфиуль — баранья скрипка.
Мясо пахло замечательно. Мне хотелось тут же вонзить в него зубы. Хотя
мне надо было бы отдать это мясо Хуберту и послать его подальше.
Но я этого не сделал. Разбираться, кто предатель, было делом Софии. А
я, я должен был делать вид, будто ничего не знаю и ничего не понимаю. К тому же
мне очень хотелось взять это мясо, его так не хватало в моем мешке!
Хуберт продолжал стоять рядом с Фьяларом.
— Ты в самом деле хороший конь, почти такой же хороший, как моя Бленда.
— Бленда белая, — сказал я. — Тебе нравятся белые лошади?
— Я очень люблю белых лошадей, — ответил Хуберт. «Тогда тебе, наверно,
хочется получить их целый табун — пятнадцать!» — подумал я, но промолчал. А
Хуберт вдруг сказал ужасные слова:
— Давай дадим Фьялару немножко овса. Ему, поди, тоже хочется
вкусненького?
Я не смог помешать ему. Он пошел прямо в отсек с упряжью, а я побежал
за ним. Мне хотелось крикнуть: «Не смей!», но я не мог выдавить из себя ни
слова.
Хуберт взял лежавший на ларе совок и открыл крышку. Я закрыл глаза. Мне
не хотелось видеть, как он выудит из овса табакерку. Но Хуберт вдруг вскрикнул
и выругался. Я открыл глаза и увидел, что по стенке ларя бежит небольшая крыса.
Хуберт хотел поддать ей ногой, но она быстро юркнула по полу конюшни и исчезла
в какой-то потайной дыре.
— Эта дрянь укусила меня за палец, — сказал Хуберт.
Он стоял и рассматривал большой палец. И тут я не растерялся. Я
быстренько зачерпнул полный совок овса и захлопнул крышку прямо перед носом
Хуберта.
— Вот обрадуется Фьялар! — сказал я. — В это время я его не кормлю.
«Но ты-то не шибко обрадовался», — подумал я, когда Хуберт тут же
сказал: «До свидания» — и убрался из конюшни.
В тот раз ему не удалось запустить когти в наши секретные бумаги.
Однако нужно было придумать новый тайник. Я долго думал, а потом зарыл
табакерку в картофельном погребе. Возле двери, с левой стороны.
А после написал на стене кухни для Софии новую загадку: «Рыжая борода
хочет получить белых лошадей и знает слишком много. Берегись!»
На следующее утро, когда никто в Долине Вишен еще не проснулся, я
выехал из Рюттаргордена и направился в горы.